Олег Маловичко о том, как снимался фильм.
·12 декабря 2019
Олег Маловичко
Сценарист фильма «Союз спасения»
– О декабристах нам рассказывали в школе, на уроках истории. Довольно скучно: они стоят на площади, потом пушки, потом Сибирь… Но этот заезженный сюжет можно ведь преподнести гораздо интереснее. Можно добавить героику и патриотизм, или мистику и девицу Ленорман, или романтику, или детектив. А можно все смешать… Как вы выбирали тональность для «Союза спасения»?
– Не могу сказать, что эта история заезженная. Заезжен был нарратив истории о декабристах. Мне тоже казалось, что вроде бы все понятно, с молоком матери впитано, но, когда стал погружаться в тему, оказалось, что я не знал ничего. А интонация и жанровая направленность фильма были обусловлены чувствительностью и трепетностью темы. Мы понимали, что самое опасное в этом проекте — занять одну из сторон. Царь плохой, декабристы хорошие. Или наоборот. Однобокости не хотелось, поэтому мы смотрели на конфликт именно как рассказчики, освещая мотивировку и обстоятельства каждой из сторон, не давая преимуществ никому.
К.И. Кольман. 14 декабря 1825 года на Сенатской площади
– Долгие годы разные союзы заговорщиков готовили это восстание. Приближали этот день как могли. Почему же тогда не получилось? Ведь декабристы были стратегами, обладали решительной волей, многие из них готовы были даже убить царя, то есть все понимали, на что они идут. И вдруг вот это стояние на Сенатской площади. День, когда они не сделали почти ничего. Почему же восстание провалилось, если столько лет на подготовку было?
– Я бы не засчитывал всю работу союзов как подготовку. Первые союзы ставили своей задачей помощь царю в проведении реформ. И как раз попытка устранения монархической власти была реакцией на то, что царь не проводил реформ и казался глух к своему социальному слою — дворянам. Отсутствие коммуникаций с царем и вынудило пойти на те меры, которые они считали крайними. Декабристы не были одной организацией. В каждом из союзов были свои взгляды на проблему, в каждом сидели разные люди и по уровню дохода, и по статусу в армии, в обществе. И у каждого был свой рецепт. Иногда в рамках одной организации не совпадали мнения, что уж говорить об одном общем решении. Последующие, более удачливые ниспровергатели, вроде большевиков, были куда более организованными, но все равно в их приходе к власти огромную роль сыграла случайность. Случайность всегда сильнее плана, хаос сильнее логоса в подготовке и осуществлении любых государственных преобразований. История стояния на Сенатской площади — это были весы, застывшие в состоянии баланса, когда любая пушинка, упав на тут или иную сторону, могла перевесить и принести победу. Долго никто не решался применить силу. Долго не могли понять, чью сторону примут войска. Особенность ситуации была в том, что было большое количество неопределившихся, которые могли поддержать как царя, так и декабристов, поскольку Николай I в то время не обладал в глазах многих всем комплексом прав. И вот поэтому декабристы стояли. Потому что каждый считал, что маятник качнется в его сторону и для этого не придется проливать кровь. А когда царь пошел на жесткие решительные меры, вот это и стало той пушинкой, которая склонила весы в его пользу.
– История с отречением великого князя Константина — это же целый отдельный детектив! Некоторые ученые утверждают, что царь Александр I инсценировал свою смерть и ушел в монастырь доживать век монахом, и все в августейшей семье это знали. И заранее готовились. За несколько лет до восстания декабристов уже было ясно, что Константин не претендует на трон, поэтому наследником будет Николай. Но если это было известно заранее, то почему же формальным поводом к стоянию на Сенатской стала присяга Николаю I?
– Не хочется проводить аналогий с сегодняшним днем, хотя они напрашиваются, конечно. Но вы поймите: «башни», политические кланы, воевали всегда. А в момент ухода монарха что происходит? Демократические институты играют роль поддержки системы. Когда мы вынимаем человека, остаются институты. Они важнее человека, поэтому любой президент работает на эти институты. Во власти монархической все зациклено на человеке, и когда уходит царь, система находится в состоянии нестабильности. В этом состоянии любой из элементов, любая из «башен» могут претендовать на полноту власти, на приход первыми в эстафете. И как раз об этом мы рассказываем в фильме. В России того времени имела место схватка политических кланов. Один из них стоял за Константина, который действительно не хотел быть императором. Он не хотел уезжать из Варшавы. У него там был свой двор, это была Европа, его там любили. А ехать в Петербург… Зачем? Существование союзов заговорщиков не было тайной, все знали, что зреет возмущение. И Константин понимал, что в Петербурге он может лишиться всего, что у него было в Варшаве, а приобретет ли другое — непонятно. Поэтому он и не хотел занимать трон. Но при дворе были люди, которым хотелось сделать царем Константина, а не Николая. Им это было выгодно, и поэтому они присягнули Константину. Затем началась переприсяга, и вот в этот момент, когда «башни» схлестнулись за власть, система вошла в состояние нестабильности и стала уязвимой. А декабристы решили воспользоваться этой возможностью.
– Собственно, как и Ленин в 1917 году, который говорил: «Вчера было рано, завтра будет поздно!»
– Да, именно так. Открылась лазейка — нужно успеть. Так многое делается: и сценарии пишутся, и журналы, я предполагаю, тоже примерно так издаются — когда есть месяц на то, чтобы все подготовить, но делается все в последние несколько минут. Это как раз история декабристского восстания.
Граф Николай Семенович МордвиновФотоПресс-служба «Союза Спасения»
– Вы говорите про «башни» и политические кланы. А у меня давно мысль в голове крутится: не могли ли декабристов, этих молодых офицеров, идейных и романтичных, использовать втемную царедворцы? Их нарочно подталкивали к проигрышу, чтобы они устроили восстание, а потом новая власть закрутила гайки. И под лозунгом «Ну вы же не хотите новых декабристов?!» многие министерства получили бы солидные бюджеты. Не было ли это планом, о котором сами декабристы не догадывались?
– Я соглашусь наполовину. Безусловно, декабристов использовали как неких представителей общественного мнения. Это не предположение, а факт. Им покровительствовал Николай Мордвинов, сильная фигура при дворе. Он разыгрывал «Союз спасения» как козырную карту: вот посмотрите, как относится молодое дворянство, молодое офицерство к царю. Он не делал этого втемную, не манипулировал декабристами, но это были люди, на которых он опирался. И которые могли сделать в определенный момент то, что нужно Мордвинову. Я не думаю, что они просчитывали на 5–6 ходов вперед, скорее тут со всех сторон была реакция ситуативная. Максимум 1–2 хода, а дальше корабль уже поплыл, и они могли лишь реагировать на происходящее.
– Декабристы — молодые герои войны с Наполеоном. Нет ощущения, что на «гражданке» они просто заскучали? Может быть, случись еще одна война — Крымская пораньше бы началась, и вообще никакого восстания бы не случилось? Пошли бы декабристы снова совершать подвиги во славу царя и Отечества? Не кажется ли вам, что восстание возникло оттого, что им просто не хватало азарта, адреналина?
– Нет. Это явление глобальное. Примерно половина всех переворотов в истории связаны с военными элитами — «черные полковники», Пиночет и так далее. Люди решительные, обладающие ресурсом, умеющие воевать и рисковать, они применяют свои знания не в военное время и внутри страны в том числе. Я думаю, здесь скорее речь об обманутых ожиданиях. Молодой царь победил Наполеона, по сути, Россия стала самым сильным и самым авторитетным государством в то время в мире. И когда офицеры вернулись из похода, они полагали, что сейчас наступят изменения и внутри страны, давно назревшие изменения. Пора подтянуться к Европе, в том числе получив свободы. Но этого не произошло. И ощущение победы заглушилось. «Мы победили, вернулись домой, а тут та же самая тоска. Но мы умеем воевать, в нас силен этот жар!» — и понеслось. Новая война повернула бы ситуацию в другое русло. Но, с другой стороны, когда случилась Крымская война, она привела к поражению России и проведению реформ.
– А вы считаете, что для них все это было не игрой? Мне всегда казалось, что декабристы шли в союзы как в масонство, потому что это модно, таинственно и там сейчас все наши, нельзя отставать. Кружок, полезный для заведения нужных связей. Пестель свою «Русскую правду» списал с книжки каких-то немецких заговорщиков. Смотришь на все это — и возникает ощущение несерьезности. Как будто он просто хотел ворваться с криком: «Я манифест написал!», и все такие: «Похлопаем Пестелю, господа!» Ребячество сплошное, задор юности. Замахнулись на большое дело без опыта придворных интриг и понимания того, как все в империи устроено. И не справились. Им бы в союз взять несколько взрослых дядек, лет 45, тертых калачей, которые бы подсказывали, где соломку подстелить и как не надо пробивать стену лбом. Может быть, восстание было бы более успешным?
– Как в любом массовом движении (а это движение было массовым среди офицеров), у декабристов было много балласта. Тех людей, которые приходили просто поболтать и выпить вина и которые потом отсеялись, как только началось серьезное выступление. Но были и те, для кого это становилось смыслом жизни — те, кто на виселицу пошел ради идеи. Это не был фанатизм, это была искренняя вера в то, что они делают святое дело, и они готовы были поставить на это свои жизни. Что касается перевода Пестеля, здесь ведь речь шла не о том, чтобы сплагиатить что-то, а о том, что есть готовый документ, он работает в Европе, он может работать и у нас. Поскольку, когда декабристы собирались, они ведь спорили и о том, по какому пути дальше идти обществу. Сделать как в Англии или вообще отправить царя из страны и устроить все как в Североамериканских Штатах? И вот эти люди, о которых мы снимали кино, были настроены серьезно. Для них это не было игрой или авантюрой. Мужики 45 лет им, конечно же, пригодились бы. Но в то время в России не было профессиональных революционеров. Они появились потом, в конце XIX века, в том числе и учитывая опыт декабристов. Ведь Ленин и Троцкий со товарищи изучали это. Они понимали, почему проиграли декабристы. Ага, в 1825 году не было профессионалов, не было партии, которая все организует, не было работы с массами. Мы это учтем, и это даст нам шанс победить.
Князь Сергей Петрович Трубецкой
– У меня возникает ощущение, что, попадись эта история Шекспиру, он не знал бы, кого сделать главным героем. У него ведь было четкое понимание: исторические драмы нельзя называть абстрактно — «Декабристы», например, или «Союз спасения». Если главная трагическая фигура — Гамлет или Ричард III, то так и назовем. Вот если бы вам пришлось вывести одного героя, именем которого можно назвать фильм о восстании 1825 года, чье бы имя вы поставили в заглавие?
– Сергей Муравьев-Апостол. Его неудачное восстание на Украине случилось после восстания на Сенатской. Он знал о том, что в Петербурге расстреляли его друзей и соратников, что у него нет поддержки, знал о том, что, скорее всего, его не поддержат и здесь, но поставил все на карту. Поднял Черниговский полк. И его поступок несоизмеримо сильнее. После кровавой расправы с солдатами и дворянами, когда уже понятно, что в империи похолодало, что пришел новый император и теперь все будет совершенно по-другому. После всего этого у Муравьева-Апостола было несколько опций. Он мог покаяться. Он мог бежать в Польшу или во Францию. Но он решил — я не знаю, что тому причиной: отчаяние, авантюризм или патологическое понимание чести, но он решил фактически в одиночку выйти против империи. К этому поступку можно относиться по-разному, все-таки он и солдат обманывал, и полковую казну взял, но тем не менее отрицать силу этого человека, который посмотрел в пропасть и шагнул в нее, невозможно. И поэтому для меня именно он являлся камертоном истории.
– Еще одна важная фигура — Сергей Трубецкой. Как вы трактуете историю: почему он не пришел в тот день на Сенатскую? Это ли было ключевым моментов восстания? Или он не пришел, потому что понял, что ключевой момент уже упущен?
– Здесь мы немножечко заходим на территорию спойлеров. Фигура Трубецкого всегда была достаточно трагичной — его проклинали с обеих сторон. Консерваторы за то, что он осмелился выступить против царя, а либерально настроенная часть общества презирала за то, что он взбаламутил всех, но сам не вышел, струсил. Мы попытались, покопавшись в биографии этого человека, воспоминаниях о нем современников, все-таки создать правильный образ. Я не очень верю, что трус будет командовать восстанием даже на уровне «Ребята, выходите на площадь!». Если он трус, он бы просто не вписался в это сразу. Я верил и верю, что у него были другие мотивы. Эти мотивы мы постарались показать в кино.
– Петр Каховский застрелил на Сенатской площади генерал-губернатора Петербурга Милорадовича. Хотя тот же самый Каховский утром 14 декабря отказался идти убивать царя. То есть получается, в царя не смог выстрелить, а в генерала смог?
– Мы же не берем человека в гомогенном состоянии. Раскольников не знал за день, что он пойдет и скажет: «Я убил!» Каховский носил этот выстрел в себе. И это тоже груз, от которого трудно избавиться. Я не выстрелил в царя! Возможно, не появись на площади Милорадович, Каховский в себя бы выстрелил в какой-то момент. Когда ты подходишь к решению убить кого-то, а потом отказываешься в последний момент, это не значит, что решение из тебя ушло. Милорадович попытался увести солдат с площади, и здесь Каховский увидел ту ситуацию, где его выстрел смог сыграть больше на историю, чем даже устранение царя.
– Стояние на Сенатской площади. А почему не активные действия? Когда мы говорим о военных переворотах, там всегда существует такое развлечение, как штурм дворца — императора, президента, не важно. Декабристы пришли, с ними достаточно солдат, чтобы перебить всю охрану, влезть в окна и разделаться с царем. Почему же восставшие не пошли биться до конца?
– На мой взгляд, этого не случилось потому, что декабристы понимали зыбкость своего положения. Они же не говорили: «Мы сбросим царя!» Они говорили: «Мы уберем от власти узурпатора». Они вышли не Трубецкого делать лицом номер один. Они вышли за Константина, который, с их точки зрения, являлся истинным императором. И в этой ситуации штурм императорского дворца мог эту теорию подорвать. Они тут же в глазах неопределившихся солдат сами стали бы узурпаторами. Те, кто собирается пролить августейшую кровь. Кроме того, стояние — не менее эффективный способ в исторической перспективе. Вспомним стояние на реке Угре, когда две рати стояли друг против друга несколько дней, и потом монголы просто ушли. Я не говорю, что декабристы руководствовались этим примером. Но они вышли, показали силу, они знали, что их поддержит сенат, и они понимали зыбкость положения Николая. План был вступить с ним в переговоры и предложить спокойно, без крови, передать часть властных полномочий. И это для всех было бы хорошо, и план был вполне реален. Если бы они пошли на штурм, то они наверняка выиграли бы. Но вопрос в том, сколько бы они потом продержались. Потому что фактом нападения на царя они могли оттолкнуть от себя и народ, который в целом поддерживал не столько конкретного царя, сколько идею монархии, и других офицеров, которые могли посмотреть на это как на подрыв основ и воспринять их как бунтовщиков.
Лев Николаевич ТолстойФотоАрхив пресс-службы
– Лев Толстой, когда собирался писать роман многими годами позже, рассматривал несколько исторических моментов. И даже хотел начать роман с того, что некий декабрист возвращается с каторги и предается воспоминаниям. Но потом, раскручивая события назад, не увидел в восстании на Сенатской площади интересных для себя героев. Отправился еще дальше в прошлое и в результате написал «Войну и мир». А ведь Лев Толстой — это тоже наше все — ум, честь, совесть. Значит ли это, что во второй половине XIX века декабристов не считали такими уж важными фигурами? Может быть, общество того времени не воспринимало декабристов как героев, а возносить их стали уже при Ленине?
– Думаю, что Толстой пошел в поход за золотом, а нашел алмаз. Это не потому, что декабристы ему не приглянулись, а потому, что он раскопал историю до войны 1812 года и понял, что это момент точки сборки нации. Важнейший момент. И это по сюжету круче, сильнее, чем декабристы. Что касается восставших… В любом обществе существует модернистская часть и часть, реформам противостоящая. У нас в России антимодернистская часть почти всегда находится у власти, а часть либеральная — она немного в загоне. И этой части нужны герои, портреты которых можно повесить у себя на стенку. И этими лицами в XIX веке были как раз декабристы. Их романтизировали, и там были все основания для мифов — красавцы-офицеры, вышедшие против империи и принесшие себя в жертву. Это невероятно красивый миф, и в XIX веке он был мегапопулярным. Их дело не пропало, именно на декабристов смотрели и Чернышевский, и Герцен. Я не хотел бы говорить фразу «кто кого разбудил…», но она верна. Декабристы толкнули ту телегу, которая ехала до 1917 года.
– Но в те годы именами декабристов нельзя было называть улицы, поэтому, скорее всего, это была мифология андерграунда. А вот мещане, крестьяне, которым они хотели дать волю, о декабристах не знали. Сколько лет прошло с момента стояния на Сенатской до тех пор, пока хоть кто-то решился перевернуть мир…Так чем же жертва декабристов помогла будущим поколениям революционеров?
– Тем, что они показали возможность протеста. Они показали, что в силах человека сказать: «Я не буду это терпеть, я хочу это изменить». Да, их казнили, но даже новость об их казни стала сотрясением информационного поля. Она во многом усилила понимание у другой стороны, что она борется за справедливость. То есть я выхожу в том числе и за убитых декабристов, правда на моей стороне. Я не думаю, что было так: декабристы чего-то качнули, а потом наступило время тишины. Нет, времени тишины никогда не было. Борьба принимает разные формы. Другой вопрос, что никогда не исчерпывается история политической борьбой, в основе всегда экономика, социальные процессы. И поэтому выигрывает не условный Пестель и не условный Рылеев, а ситуация в стране меняется тогда, когда она не может не меняться. Россия не могла не измениться после Крымской войны, когда все сломалось и стало ясно, что эта машина дальше не поедет. Но к слому этой машины декабристы тоже приложили силу. Я не очень верю в личность в истории, скорее история — это выражение экономических и социальных процессов, которые идут в обществе. Но личность тоже важна.